Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот и правильно, дочка. Предстоит тебе дальняя дорога, так что прибереги.
Маша ещё никогда и никому не кланялась – ни начальству, ни партийным и советским бонзам, ни самому дьяволу, – а тут низко склонила покорную голову и тихо произнёсла:
– Большое спасибо вам, Агния Спиридоновна. Дай вам Бог здоровья.
Агния Спиридоновна вмиг оживилась:
– А мне больше ничего и не надо, милые мои. Спасибо – самая лучшая награда за труды человеческие. Вот говорят: «спасибо» да «спасибо», а откуда происходит это слово – забыли. А произошло оно от старинного – спаси Бог. А теперь идите, спаси вас Христос, дочки, – напутствовала их старушка у порога.
По улицам мела сухая снежная поземка, таща по тротуарам остатки ржавых листьев, обертки, упаковки, дергая за полу пальто редких прохожих, заставляя прятать лица в воротники и торопиться по своим делам. Редкие машины на этой тихой окраинной улице елозили по обледеневшему асфальту, и по губам водителей даже сквозь лобовые стекла можно было понять, каким языком они «расхваливают» зиму и родную власть.
– Надо же, – тараторила, семеня ногами, Галина – и денег не взяла. Вот это бабушенция! Глаза у неё! – как рентгеном она тебя просвечивает, cловно шкурку она тебя выворачивает. Жуть! Когда она на меня цыкнула, я чуть не обоср…
– На кой… – «чёрт» чуть было не сорвалось у Маши с языка. – На кой ляд ей деньги. Эта золотая старушенция душой живёт да верой своёй. Не то, что мы: деньги, тряпки, шмотки, машины, гаражи… Да провались они пропадом! Если на душе покоя нет, то её никакие богатства не успокоят. Не знаю, есть он там или нет… Погоди, – остановилась Маша, – а как же она про отцовский-то сон узнала? Ведь я ей ничегошеньки про него не говорила.
– Э-ё-ё, мать, ты такие загадки загадываешь! Спроси чего полегче. А всё-таки старушку-то я отблагодарила, – ввернула вдруг Галина.
– Как – отблагодарила, – опешила Маша.
– Да не боись, подруженция, я ей пачку конфет тихонько под платок положила. Это же не деньги, значит, не оплата и не взятка, а просто презент. Ну, ладно, пошли ко мне, что ли, вдарим по пташечке, а то я закоченела совсем.
«Кажется, затопили по-настоящему», – подумала Маша, входя в Галкину комнатушку в общежитии. Тепло от батареи подняло скопившуюся за лето пыль и гоняло её по всей комнате, так что свербило в носу и першило в горле. Кашляя, она укорила подружку:
– Хоть бы пыль-то протёрла, дышать нечем.
Но Галина на её реплику не обратила никакого внимания, распахивая буфет, в котором стоял ряд закрашенных белой краской бутылок из-под кефира, спросила:
– Тебе чего: рому, коньяку или ликёру?
Маша знала, что на Руси воровали, воруют и будут воровать, но сама она даже при самых благоприятных стечениях обстоятельств никогда не брала ни чужого, ни государственного. Даже когда мать с отцом выметали из кузова машины остатки зерна или комбикорма, мать всегда как бы с укором самой себе говорила: «Ну разве стала бы я этим заниматься, если бы государство продавала все это в магазине». Она и подругу не осуждала, что толку осуждать, если за её адскую работу платили копейки, да и тех на месяц на хлеб не хватало. Вот и тащили бабенки с фабрики шоколад, конфеты, сахар, а в молочных бутылках протаскивали через проходную ликеры, коньяки, ромы, которые добавляли в продукцию.
– И что – никто не знает? – кивнула Маша на стеклянную батарею в буфете.
– Как это не знают, все знают. Тут главное – не наглеть, – объясняла Галина. – Правда, аппетиты у всех разные: если работяга тащит бутылку, то директор – бочку. И все довольные, все смеются. От государства не убудет, ведь оно у нас главный акционер. А директору главное, чтобы рабочие не разбежались. Ну, так что тебе налить-то?
– А, всё равно, лишь бы грело, – отмахнулась Маша.
10
Новый день для Маши начался совсем необычно, разбудил её далекий колокольный звон, плывший откуда-то в неподвижном морозном воздухе. Она слышала его в родном городе впервые, и это было так необычно и так красиво, что она в одной сорочке подошла к раскрытой форточке и наслаждалась тягучими, нежными звуками, пока не продрогла. Под эти звуки она вспомнила Агнию Спиридоновну и её совет.
Наскоро помывшись, Маша расчесала волосы, оделась, посмотрелась в зеркало и решила вместо шапки повязать мамин черный платок с красными цветами. Нет, слишком ярко и непривычно. И Маша снова надела свою старую норковую шапку.
Колокол сопровождал её всю дорогу, пока она добиралась в автобусе до церкви, в которой совсем недавно стали проводить службу. Автобус был набит под завязку, и ехали в нем в основном старухи. Никого не стесняясь, они громко разговаривали, как старые и добрые знакомые, а, может быть, и по глухоте своёй. Разговаривали, не обращая внимания на других говорящих, рассуждающих, возмущающихся: о бешеных ценах, которые скакали, как жеребцы на ипподроме, о маленькой пенсии, которую и ту вовремя не приносят, о новых богачах, строящих себе дворцы за счет простого работяги, о каком-то наглом юродивом Юрке, о коте, которого хулиганы – ребятишки подвесили за хвост на тополе, и о многом другом, чем дышит и живет грешный человек.
Никогда не бывавшую в церкви Машу поразила огромная толчея у новых церковных ворот. Она много раз проходила мимо этой старой, восстановленной из руин церкви, но почему – то никогда не обращала внимания, как много здесь бывает народу. Троекратно крестясь, народ проходил через арку с крестом и ликом Спаса, а по бокам от неё на раскладных стульчиках, на ящиках, а то и прямо на земле или на рваном старье сидели или стояли нищие, побирушки, пьяницы, калеки и каждый тянул своё:
– Подайте, Христа ради! Дай вам Бог здоровья! Спаси тя Христос! Да поможет вам Пресвятая Богородица!
В их протянутые руки, расстеленные платки, шапки, полиэтиленовые пакеты сыпались и порхали сто и двухсотрублевые купюры. Некоторые от щедрот своих подавали по пять и десять тысяч рублей. Крупные деньги вся эта братия хватала на лету и засовывала в самые интимные места. Среди них особенно отличался рябой мужичишка, он нагло зыркал в соседние «кошельки», тянул в них грязные лапы и неистово и пьяно орал:
– Граждане прихожане, подайте убогому, сирому, голодному на пропитание!!! Эй, а ты чего не подаешь!? Это только в сортир вход бесплатный, да и то не везде! У, жадюга, на, подавись своим пятаком!
По его лопающейся от жира морде и впрямь можно было подумать, что он пухнет от голода. Справа от ворот вспыхнула драка. Косматый, одноногий инвалид трепал за волосы свою соседку и басом приговаривал:
– Не перехватывай, стерва, чужой кусок. Никто не виноват, что тебе не подают, пьянь подзаборная!
– Да-а, – пищала женщина с опухшим и синим лицом, – ты ближе всех к воротам сидишь, вот тебе и достается больше всех! А мне тоже жить охота!
– Всем охота, – уже беззлобно отвечал мужичишка. – Вот посиди тут с мое, тогда и вякай, шалашовка трепаная.
Какая-то старушка рядом с Машей прошамкала беззубым ртом:
– Опять этот Юрок юродивый хороводит, и Бога не боится. Это в такой-то святой праздник! Бесстыдник! А Ленка тоже хороша, зачем же из чужой шапки выхватывать. Бесстыдники, пра, бесстыдники. – Тут старушка повысила голос, чтобы её слышали: – Вон старостиха идет, ужо она вам задаст, петухам эдаким!
Женщина в черном глухом платке подошла к дерущимся и ругающимся и незлобивым, даже благостным, тихим голосом стала корить:
– Что же это вы делаете, а? Сегодня такой великий храмовый праздник, прихожане пришли в храм молиться во имя Святого Николая Чудотворца, во имя его высокого благочестия, во имя восстановления нашего разрушенного храма, а вы грешите. И где? У престола Божьего, у дома Господня. Если не угомонитесь, я скажу отцу Георгию, что вы оскверняете святое место.
Драчуны, наконец-то, успокоились, правда, не сразу и, что-то глухо ворча под нос.
Большинство прихожан уже прошло в церковь, а Маша все мешкала. Она никогда раньше не молилась и не знала, как это делать. Она смотрела, как это делают другие прихожане, и мысленно повторяя, зубрила, как это сделает она сама. Но правая рука была словно чужой и никак не хотела подниматься ко лбу, чтобы наложить на себя крестное знамение. Она и не подозревала, насколько это трудно, внутри неё словно включился невидимый тормоз, который сковывал не только её тело, но и душу. Она видела, как на неё насмешливо косятся попрошайки, чувствовала, как и сама она наливается стыдом и страхом, и хотела уже уйти, как сзади кто-то тронул её за рукав:
– Первый раз, дочка? – спросила её та самая бабуся, которая ругала юродивого Юрка с Ленкой.
– Да, в первый, – почему-то облегченно вздохнула Маша.
– Небось, беда какая приключилась?
– Почему вы так думаете?
Старушка слегка улыбнулась, снисходительно покивала головой, вздохнула и прошамкала:
- Жёлтый вождь - Майн Рид - Исторические приключения / Прочие приключения
- Баю-баюшки-баю, не ложися на краю - Маша Скворцова - Прочие приключения / Прочее / Фэнтези
- Слёзы гарпий - Елена Сергеевна Зарубова - Боевая фантастика / Прочие приключения / Ужасы и Мистика
- Милость! - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Поход - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- В Петербурге - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Корабль в бурю - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Степан Груздев - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Кочующий Мрак - Яна Саковская - Попаданцы / Прочие приключения
- Нелли девочка с красным бантиком - Габриэла фан - Прочие приключения / Прочее